– Гони бабки, мочка рваная, пока по-хорошему просят…
За спиной рослого возникло ещё двое парней. Их лица тоже показались Наташе смутно знакомыми. Всё вместе напоминало дурной сон. Тот, что держался за ремень сумки, начал замахиваться…
– Эй, с ножичком, – раздался в подъезде спокойный насмешливый голос. – Ты глянь, перо-то не выскочило…
Вертлявый немедленно уставился на свой нож (действительно дешёвый китайский из тех, у которых лезвия иногда застревают) и тем на несколько секунд перестал быть для Наташи угрозой. Двое, отрезавшие ей путь к двери, одновременно оглянулись… Один получил весьма болезненный пинок в колено и с криком отлетел к стене, второму досталось пяткой кроссовки в живот. Такой удар может убить, но Катя, материализовавшаяся в подъезде неизвестно откуда, охламонов щадила. Парня всего лишь отбросило и согнуло, и завтрак, приготовленный заботливой мамой, оказался на полу даже несколько раньше, чем его недавний владелец. До сутуловатого ещё не дошло, что надо удирать без оглядки. Он попытался достать Катю кулаком, не выпуская захваченной сумки. Наташа (сама она была способна лишь тупо фиксировать происходившее) успела заметить Катину усмешку. Кто ж, мол, так нападает, дярёвня!.. Дальнейшее напоминало рядовой тренировочный эпизод, когда Катя безо всяких подлавок «запускала» то Кефирыча, то Пахомова, то Лоскуткова. С той только разницей, что от её фирменного швырка оболтус неминуемо сломал бы шею. Даже если вполсилы. Здоровенный парень с испуганным криком перевернулся в воздухе… По Катиным меркам он упал достаточно мягко.
Тот, что был с ножичком, дёрнулся было к Наташе.
Небось насмотрелся фильмов, где в подобных ситуациях крутые ребята брали заложников. Однако храбрости не хватило, да и Катя пресекла его намерения грозно-медленным:
– Даже и не думай!
Парнишка шарахнулся от Наташи, как от огня, и попытался проскочить мимо Кати к двери. Он держал на отлёте руку с пером и выделывал угрожающие, как ему казалось, движения.
– Уйди, сука, порежу!.. – заверещал он тонко, когда Катя двинулась наперерез. Невежливое восклицание было его ошибкой. Катя строго нахмурилась… Рука с ножом завершила режущую дугу, но уже не по воле хозяина, и оказалась устрашающим образом выкручена. Катя вынула из обмякших пальцев пластмассовую рукоять и осведомилась:
– Как, как ты меня обозвал?..
Начинающий гангстер понял: ещё чуть, и руку ему не пришьёт никакой институт микрохирургии. Он разревелся, корчась от ужаса. Катя не стала дожидаться, пока он додумается извиниться и назовёт её «тётенькой». Ещё одно лёгкое движение, и балбес полетел в общую кучу, к своим скулящим, обмочившимся, блюющим дружкам…
Катя доиграла роль до конца.
– Пошли, девуля, пошли, – заворчала она на Наташу. Взяла её за руку и потащила, спотыкающуюся, к выходу из подъезда, продолжая воспитывать на ходу: – И где только вас берут, таких куриц мокрых? В специальном инкубаторе высиживают?..
– Я их… этих… я их… я их раньше встречала, – ни без труда выговорила Наташа, когда они уже шли к отделению.
– Где? – сразу спросила Катя. Пришлось рассказывать про случай в электричке, который, как и сегодняшнее происшествие, вообще-то мог завершиться неведомо чем. – А что, не удивлюсь, если тоже кто в штатском, – прокомментировала Катя вмешательство неожиданного защитника. – Теперь и у нас так делают. Пристраиваются в хвост к недоноскам и ждут, пока они на кого-нибудь…
Наташа невольно подумала, что на сотрудника в штатском тот хмурый дядька был не очень похож. Хотя, с другой стороны, мало ли кто на кого не похож. Потом новая мысль поразила её:
– Катя, а почему… То есть я не возражаю, что вы меня тоже к делу… Но получается, вы как будто случайно мимо проходили… Просто не повезло… А если бы вы сами с сумкой, они бы потом всех почтальонш за три улицы… вдруг опять драчливая попадётся…
Катя криво усмехнулась и посмотрела ей в глаза.
– А на меня бы не напали, – пояснила она коротко. – Биополе не то.
Наташа немедленно вспомнила читанное когда-то о «запахе страха», даже вспомнила научное слово: виктимология. Наука, стало быть, о поведении жертвы… И тут её в очередной раз осенило. Она даже остановилась:
– Так вы, значит, меня… нарочно… накачивали… что вдруг не успеете… да? Нарочно, да?
Губы уже прыгали от отчаяния и беспомощной обиды. Хотелось запустить в Катю сумкой или просто швырнуть её на горячий асфальт… хорошо бы при этом разлилась вонючая краска, заряженная в особое устройство… и бежать, бежать без оглядки…
– Да не сердись ты, – вздохнула Катя. – Ну не Аллу же, в самом деле, было просить?
Насколько Наташа успела узнать Дегтярёву, в её устах это равнялось самым прочувствованным извинениям. Она отвернулась и полезла в карман за платком. Руки ощутимо дрожали. А Катя деловито продолжала:
– Алла, она, извини меня, дура. У шефа на дне рождения не могла официантку изобразить… Как же, пойдёт она тебе целый день по параднякам с сумкой таскаться!..
Наташа громко и горестно всхлипнула. Здравой частью рассудка она понимала, что это выглядело, наверное, неприлично, но удержаться не было сил. Пронзительная обида мешалась с тем состоянием, которое на жаргоне ёмко называется «отходняк».
Катя забрала у неё сумку:
– Сейчас вернёмся в контору, покушаешь – и на диван. А я с шефа не слезу, пока тебе премию за героизм не оформит.
Наташа про себя привыкла считать Дегтярёву довольно-таки заскорузлой особой, и это неожиданное участие заставило её раскиснуть окончательно. Пока шли до почты, Наташин платок успел сперва вымокнуть, потом обсохнуть на солнышке. Они вернули сумку и забрались в машину, поставленную за отделением. Наташа заснула, кажется, ещё прежде, чем Катя тронулась с места.