Те же и Скунс - Страница 93

Хребты и головы ломают.
Их кручи высотой пугают —
Тебе ж неведом этот страх…

Стаська запнулась и покраснела («Совсем как Кира», – опять подумал Снегирёв), но потом вспомнила и продолжала:

Прекраснейший среди коней,
Ты не боишься льда и снега.
И даже не замедлишь бега,
Когда летишь среди камней.
Что степь! Там ровная земля…
В степи любого ты обгонишь
И от безжалостной погони
В который раз спасёшь меня.
Кто скажет, что нас дальше ждет?
Быть может, смерть. Моя ль, твоя ли…
Ну, а сейчас нас манят дали
И вновь дорога в путь зовёт…

– Замечательно, – похвалил Снегирёв. – А написал кто?

Он впрочем, уже знал ответ. Стаська опять покраснела засмущалась и невнятно пробормотала, мол, «у нас все ребята Толкина начитались». Алексей понял, что не ошибся. «Нива» одолела Литейный мост и помчалась дальше по Выборгской набережной.

Стадион на улице Аккуратова они нашли сразу (Стаська развернула на коленях городской атлас и с блеском исполняла роль штурмана) и подошли к конюшне, опоздав всего на четверть часа.

– Вам кого? – спросила девочка в блестящих лосинах, перекидывавшая лопатой кучу опилок.

– Нам бы Романа Романовича, – сказал Снегирёв.

Девочка указала рукой:

– Во-он там…

У дальнего конца конюшни стоял большой грузовик и углом к нему – тележка. Возле тележки стояли люди и что-то рассматривали на земле.

– Нам бы Романа Романовича, – повторил Снегирёв, когда они подошли.

– Я Роман Романович, – повернулся высокий худощавый мужчина. – Это с вами я на три часа договаривался? Вы уж извините, пожалуйста. Видите, у нас какое несчастье… Погибает лошадка.

Стаська поднялась на цыпочки, заглядывая за тележку, и увидела то, что уже успел разглядеть Снегирёв. Там, на куске разостланного брезента, лежала рыжая лошадь. На голову ей была накинута тряпочка, защищавшая беспомощное животное от мух. Ноги лошади были судорожно вытянуты, всё тело неестественно напряжено.

– Столбняк, – пояснил Роман Романович. – Копыто где-то повредила. А какая здоровая была, никогда ничем не болела…

Стаська читала много книжек и знала, что столбняк вроде бы считается смертельной болезнью. Всё-таки она спросила – отчего-то шёпотом:

– Она может поправиться?

– Надеемся, – вздохнул Роман Романович. – Она ведь сильная. Даже доктор удивился, что жива ещё. Может, в самом деле поднимется…

Лошадь как будто услышала его голос. Она всхрапнула и попробовала пошевелиться, даже немного согнула переднюю ногу.

– Видите, вряд ли у нас сегодня что состоится, – сказал Роман Романович Алексею. – Если хотите, можете вниз пройти, на лужайку, там смена как раз занимается. Посмотрите, что к чему.

Снегирёв и притихшая Стаська послушно отправились смотреть. По зелёному, слегка кочковатому выгону, напоминавшему старое футбольное поле, друг за дружкой ездили шесть всадниц.

– На Памире, повод короче! – покрикивала в маленький мегафон молодая женщина-тренер. – Хлыстиком, хлыстиком под шенкель! На Манечке, пятки вниз!.. Колени совсем не работают!

Девушки старательно выполняли команды, пуская лошадей то шагом, то рысью, а иногда даже галопом. Не у всех получалось одинаково хорошо.

– Это Нонна Гербертовна, очень опытный тренер, – сказал Роман Романович, когда Снегирёв со Стаськой вернулись к конюшне. – Если хотите, я вашу дочку сразу к ней запишу.

Стаська оглянулась на «дядю Лёшу», ожидая решения от взрослого спутника. «Дочку», из-за которой у него невпопад стукнуло сердце, она благополучно пропустила мимо ушей. А может, просто не обратила внимания, привыкнув, что Жуковых тоже постоянно величали её мамой и папой…

– Н-нет, спасибо, мы лучше уж к вам, – выговорил Снегирёв. Человеку, назвавшему Стаську его дочерью, никакая Нонна Гербертовна составить конкуренцию не могла. – Когда позвонить, чтобы заново договориться?

Роман Романович оглянулся на больную лошадь. Одна из девушек постарше как раз присела возле неё с ведёрком и тряпкой и отвела в сторону густой длинный хвост. Несчастная кобыла не могла сама позаботиться о чистоте.

– Лучше я вам позвоню, – сказал тренер. – Тут, сами понимаете, не очень ясно, когда. Вы мне только телефончик оставьте…

– А как лошадку зовут? – спросила Стаська по-прежнему шёпотом.

– Калифорния.

Половину обратной дороги Стаська уныло молчала. Алексей сочувственно косился на неё время от времени. Он догадывался, что с ней происходит. Она так ждала этого дня. Потом собиралась с силами, чтобы не расстраивать заболевшую тётю Нину своей похоронной физиономией. Потом, как в сказке, всё было готово исполниться… И вот те на!

Снегирёв знал от Валерия Александровича, что Стаська очень любит кататься в машине, и повёз её домой другим маршрутом, через Невский и Лиговку.

– Мороженого не хочешь? – спохватился он, когда переезжали Литейный.

– Нет, спасибо… – вяло отозвалась она. – Сейчас обедать будем…

Так и не пригодившийся рюкзачок лежал у неё под ногами. Она даже морковку из него забыла отдать для других лошадей.

– Ты только носа не вешай, – посоветовал Алексей. – Сегодня не получилось, другой раз получится. Видела тех девчонок? Скоро и ты так же будешь скакать. Ещё и получше.

– Да я не про то, дядя Лёша, – Стаська попробовала улыбнуться. – Я просто думаю… Мы вот едем, солнышко светит… Люди ходят… А она там лежит, и никто помочь ей не может… лежит, умирает, наверное… Калифорния…

Губы у неё запрыгали. Она отвернулась к окошку.

– Так, – проворчал Снегирёв и бросил машину к поребрику, наплевав на запрещающий знак. Он хотел сказать Стаське, что плакать не надо, но не сказал. Любые слова, которые он сейчас мог бы произнести, были бы слишком взрослыми, деланными и фальшивыми. Только вконец всё бы испортили. И он послушался первого душевного движения – просто обнял её и притянул к, себе, желая утешить. Мелькнула запоздалая мысль, что для неё он вообще-то полузнакомый дядя-автослесарь… не подумала бы чего ненужного…