Те же и Скунс - Страница 78

И как хорошо, что Сергея Петровича не было в зале, а Кефирыч и остальной народ возились во дворе, перемонтируя проколотое колесо…

Картинка на экране сменилась в очередной раз, ритмичная музыка дала пятисекундную паузу и зазвучала в новом темпе. Алла опустилась на подостланный коврик и принялась делать «собачку».

Что такое «собачка»? Могучие мужчины, склонные с пренебрежением относиться к женским спортивным забавам, остерегитесь смеяться!.. Встаньте-ка на четвереньки да сто раз подряд отведите горизонтально в сторону ногу, согнутую в колене! А если покажется мало, попробуйте её при этом ещё распрямлять!..

Наташу насчёт коврика никто не предупредил – пришлось стоять коленками на голом деревянном полу. После десятого раза у неё начало сводить поясницу, после двенадцатого подогнулись руки и стало страшно неудобно упираться ладонями. После пятнадцатого она осталась беспомощно стоять на карачках, опозоренно свесив голову, чтобы не видеть легко мелькающих Аллиных ног, и только чувствуя дрожь мышц, напуганных непривычной работой. Золотая медаль, филфак, шейпинг, усатый принц на быстром автомобиле… Господи, на каком свете живём?.. Почему жизнь считала необходимым по каждому из этих пунктов сунуть её фейсом об тейбл?.. И не было спасительного якоря, который удержал бы от отчаяния: а я, мол, зато та-а-акие стихи сочиняю! Или – а я зато экстрасенс куда там Кашпировскому!.. Или, на худой конец, – а у меня зато сто тысяч баксов в сейфе лежат…

Алла сменила ногу прямо на ходу, словно так тому и следовало быть, и продолжала размеренные взмахи. Наташа стиснула зубы и опять включилась в работу.

Под конец занятия, когда пошли расслабления и растяжки, у неё не осталось сил даже обидеться, что не выходит ни сесть на шпагат, ни достать головой заведённую за спину ступню. Когда в дверях появилась Катя Дегтярёва, Наташа только тупо вздохнула про себя. Добивайте. Смейтесь. Пальцами показывайте…

Катя молча обошла девушек и повесила на дальнюю стену толстый ободранный щит с нарисованными цветными кругами. Алла в последний раз свернулась спиралью, выпрямилась, легко поднялась, выключила видео и удалилась по направлению к душу. Наташа осталась сидеть на полу посреди зала. Она отлично понимала, что являет собой самое жалкое зрелище и к тому же мешает Кате, явно ждущей, чтобы она ушла. Наташа вздохнула и кое-как приняла вертикальное положение, опершись, точно старая бабушка, рукой о колено.

– Извините, пожалуйста, – пользуясь отсутствием мужчин обратилась она к Кате, – вы бы не могли мне показать ну… вы понимаете… есть какой-нибудь приём, если в транспорте… трогают?

Перед неулыбчивой и вечно сосредоточенной Катей она робела чуть ли не больше, чем перед её коллегами из числа сильного пола. Но не к мужикам же, в самом деле, за подобным советом! Катя сунула в карман пригоршню тяжёлых стальных звёздочек и осведомилась:

– Это как?

Наташа подошла ближе и нерешительно приложила ладошку к задней части её камуфляжных штанов. Катя понимающе усмехнулась:

– Самый лучший приём – это обернуться и громко спросить: «Ну что, пидор, потрахаться со мной захотел?» И предложить вместе выйти. От такого они в окошко выскочить норовят, проверенный факт.

Увы, шустрое воображение уже нарисовало Наташе картину прямо противоположную: здоровенный нахал отвечает радостным согласием и с энтузиазмом приглашает её в сторону двери.

– Ну а… всё-таки… – покраснев, замялась она. – Если…

Катя пожала плечами и повернулась:

– Давай.

Наташа вновь приложила ладонь к пятнистой хлопковой ткани… Катины пальцы скользнули под её руку, крепко оплетая запястье. Быстрый разворот… Наташину кисть безо всякого предупреждения подогнуло вовнутрь, и из сустава шарахнуло дурнотной, отвратительной болью. Подобной – затмевающей весь мир – боли Наташа, кажется, в жизни своей ещё не испытывала…

– Мама!.. – взвизгнула она на весь зал. Захват тут же исчез, она обнаружила, что опять сидит на полу, хотя в упор не помнит, как на нём оказалась.

– Кто ж так падает… – проворчала Катя. – Без руки хочешь остаться?

Наташа смотрела на неё снизу вверх, закусив губы, чтобы не разреветься. Странное это чувство, физический испуг, обида тела, наказанного незаслуженной болью. Не зря маленький ребёнок бьёт стул, о который ушибся.

Так ей самой недавно хотелось расколотить кухонный шкафчик, когда она, вытряхивая что-то в поганое ведро, стала выпрямляться и врезалась головой в угол доски: «За что?..» Да. По сравнению с этой Бабой-Ягой в камуфляже вагонный придурок уже казался уютным, безобидным и милым.

– Хотя… если транспорт сильно набитый… не знаю… – проговорила Катя задумчиво. – Тут лучше…

Она требовательно протянула руку. Наташа встала и снова приложила ладонь, мысленно готовясь к самому худшему, но про себя полагая, что хуже прошлого раза уже ничего не случится. Вот тут она ошибалась. На мизинце сомкнулось нечто вроде плоскогубцев и начало его отрывать, садистски выламывая суставы.

– В-в-вой!!.. – взвыла Наташа, подхватываясь на цыпочки и судорожно выгибаясь всем телом. Будь проклят день и час, когда нечистый дёрнул её подойти к этой… к этой… за консультацией. Будь проклят день и час, когда она вообще услышала самый первый разговор про «Эгиду»…

– Только учти, – как ни в чём не бывало продолжала наставлять Катя. – Пока как следует не попрактикуешься, даже не пытайся, хуже будет… Хочешь попробовать?

– Нет, – сказала Наташа, крепко держа в кулаке пострадавший мизинец и глухо удивляясь про себя, почему он ещё на месте и двигается. – Спасибо. Не хочу.