Те же и Скунс - Страница 42

Вмиг поняв это безошибочным женским чутьём, Алла совершила тактически чёткий манёвр. Отвернулась (ровно настолько, чтобы он не перестал видеть, как вздрагивают у неё ресницы), покосилась и всхлипнула. С Кефирычем этот номер кончился бы для неё новой трагедией. Лоскутков (Господи, за что?..) отреагировал бы нейтрально-товарищески, то есть ещё хуже. Багдадский Вор, невинная душа, проглотил наживку мгновенно. Он долго собирался с мужеством, потом протянул широченную корявую пятерню и осторожно коснулся её плеча:

– Ты это… не надо расстраиваться… Кефирыч, блин, он поорать любит… Но ты это… сама знаешь… если кто тронет, он за тебя первый кого угодно сожрёт…

Алла не знала секретных подробностей его биографии, но догадывалась, что по части «кого угодно сожрать» Багдадский Вор тоже был далеко не дурак. Рука, робко гладившая плечо, вызывала желание опереться и ощутить её силу. Алла мысленно сравнила Толю с Лоскутковым. Сравнение, конечно, было далеко не в пользу Багдадского Вора. С одним только «но»: Саша оставался недосягаем, а этот – вот он, тёпленький. Алла мстительно подумала о том, что Лоскутков, чего доброго, спустя время тоже начнёт её про себя сравнивать с… кое с кем. Она приняла окончательное решение. Повернувшись, ухватилась тонкими пальцами за Толину сильную руку и расплакалась уже в открытую, беспомощно всхлипывая и тычась лицом в полосатую майку у него на плече. Багдадский Вор был только что из-под душа, чистенький, благоухающий импортным мылом и свежестью. Алле это понравилось. Потом она представила на его месте Сашу, и полупритворные слезы опять стали совсем настоящими.

– Ну вот!.. Довели девчонку, козлы, – покаянно пробормотал Толя. – Слушай… давай-ка я у Лоскута отпрошусь и домой тебя отвезу… а Поросёнкова… – он намеренно переврал Наташину фамилию, чтобы доставить Алле удовольствие, – а Поросёнкова пускай поработает!

Бешеный Огурец

Сквозь тюлевые занавески сочилась медленная заря. Меньшов лежал под махровой простыней, глядя в потолок и слушая ровное дыхание спящей рядом жены. У него был очень хороший, отточенный тренировками слух: любое движение в каждой из семи комнат он запеленговал бы сразу и безошибочно. Однако повсюду царила тишина, и даже снизу, с проспекта, лишь изредка доносились звуки идущих мимо машин.

Это было высотное (по местным понятиям) здание, построенное ещё при колониальном режиме. Стояла душная тропическая ночь, и в этой ночи по карнизу четырнадцатого этажа медленно и бесшумно двигался человек…

Антон Андреевич вздохнул и устало закрыл глаза, стараясь отогнать некстати явившееся воспоминание. Его квартира была не то чтобы крепостью, однако в небольшой комнате возле двери бодрствовала охрана. Ребята, сторожившие дом и офис Меньшова, были его младшие сослуживцы, оставшиеся не у дел в эпоху всеобщего раздолбайства. О давней истории, случившейся с их бывшим наставником, никто из них не имел понятия. Да и откуда бы им… Зато Антон Андреевич всех знал как облупленных и был уверен: личная преданность парней не подлежала измерению ни в каких деньгах. За этими спинами как за каменной стеной были и две приёмные дочки Меньшова, и жена Алёна, и ещё не родившийся сын, которого Алёна ему наконец-то пообещала. Ворьё, грабители и иная сволочь, любящая обижать родственников богатых людей, существовала по другую сторону этой стены.

Кроме Скунса.

Скунс придёт, куда пожелает, и тогда, когда пожелает. И всё, что в голову ему взбредёт, – сотворит…

Человек на карнизе был облачён в камуфляжный комбинезон под цвет розовато-серой облицовочной плитки и такую же маску. Ему оставалось преодолеть угол здания и проползти ещё несколько метров. После чего в стекле вполне определённого окна появится крохотная дырочка, и кровавый палач своей страны, бывший царёк племени атси, а ныне президент суверенной Республики Серебряный Берег доктор Йоханнес Лепето не доживёт до утра.

Кроме президентского дворца, в столице были и другие как бы небоскрёбы, и все они как бы охранялись, но не от серьёзных людей. И потому-то за два квартала от резиденции прятался в архитектурных излишествах крыши молодой человек со снайперской бесшумной винтовкой, укомплектованной мощным ночным прицелом. А второй молодой человек уже подобрался к президенту на расстояние, с которого при большом желании до него можно было доплюнуть.

Парень на карнизе носил официальную кличку Горчичник, что вполне соответствовало склочности характера. Однако народная мысль не ведала удержу, и совсем недавно Бешеный Огурец, лучший друг и напарник Горчичника, породил бессмертное: «Скунс». Оба пришли в телячий восторг и предвкушали, как уронят новой кликухой остальных членов команды. Где ж им было знать, что прямо перед началом операции Огурца разыщет связник. И передаст ему особо важное поручение, происходящее с самого верха…

Перед углом Скунсу пришлось попотеть, потому что за десять лет независимости карниз успел обвалиться. Снизу, с канала, веяло тёплой сыростью и пахло гниющими водорослями. Время от времени Скунс приподнимал голову и смотрел в ту сторону, где, как ему было отлично известно, затаился напарник. Дуэтом они неизменно работали как часы, только в операциях вроде сегодняшней красавец и богатырь Бешеный Огурец обычно страховал. Потому что Скунс, гибкий, жилистый, цепкий, был ростом ему по плечо и раза в полтора легче. И никакая высота для него не существовала…

Обтекая угол, он повис на кончиках пальцев и подумал о том, что Огурчик нынче с утра что-то плохо выглядел и весь день молчал: ни дать ни взять мучился дурными предчувствиями. Скунс поднял голову и улыбнулся ему. Он знал, что напарник прекрасно видит его сквозь мощную оптику. На лице маска, но выражение глаз он наверняка разберёт.